Восстал только один народ: Русские бунты против спаивания
11 сентября в стране отмечается Всероссийский день трезвости. Царьград вспоминает историю пития на Руси.
В преддверии Всероссийского дня трезвости в пресс-центре ТАСС состоялась пресс-конференция, в которой принял участие председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Владимир Легойда. В своём выступлении он напомнил о принципиальном отношении христианства к алкоголю:
В христианстве нет презрения к вину. Но не одобряется страсть, когда не человек руководит своими желаниями, а его желания руководят им.
Фото: Aleksandr Schemlyaev/Globallookpress
Пить или не пить? Вот в чём вопрос…
Насчёт исторической достоверности якобы сказанного князем Владимиром "веселие Руси – пити, не можем без этого быти" у историков существуют обоснованные сомнения. Тем не менее выпить на Руси любили. Хотя вплоть до завезённой из Польши водки главными за столом были слабоалкогольные напитки: мёд, пиво, сбитень. Впрочем, не везде и не всегда. Не случайно на печати Запорожского казачьего войска был изображён сидящий на винной бочке голый казак с ружьём: мол, всё пропьём, кроме оружия.
Однако при всей доходности для государства от виноторговли она жёстко регулировалась: Право "курить вино" разрешалось далеко не всем, реализовывали его через платившие налоги "царёвы кабаки", возглавляемые "целовальниками" – т. е. людьми, целовавшими крест на том, что не станут чрезмерно наживаться и спаивать народ. Спаивание народа в качестве "бизнеса" проникло к нам с Запада только в ходе присоединения к России после раздела Речи Посполитой малоросских ("украинцев" тогда ещё не придумали) и белорусских земель. Занимались этим в основном польские евреи-шинкари, о которых интересную деталь поведал этнополитик Александр Севастьянов:
Известна записка Державина, назначенного царём наместником принадлежавших ранее Речи Посполитой белорусских земель. В ней он с ужасом писал о местных шинкарях, которые споили, а потом фактически закабалили местное население, являясь главной причиной его упадка и бедности.
В собственно России же настоящий прорыв в питейном деле случился лишь при западнике Петре Первом, для пополнения казны издавшим указ от 15 декабря 1712 года, согласно которому государство уступало своё монопольное право на виноторговлю т. н. "откупщикам", выигрывавшим на это дело своеобразный тендер. Заплативший максимальную сумму в казну в виде "питейного сбора" имел на определённый срок право вести торговлю вином и открывать питейные заведения. По сути, в России повторили опыт польской шляхты, активно отдававшей в пользование евреям-арендаторам свои поместья, угодья и даже православные храмы. Императору нужны были деньги на войну и реформы, так что последствиями он не заморачивался.
Откупы винные были делом весьма выгодным. В первой половине 1770-х годов продажная цена ведра водки составляла 3 рубля, из каковых 85 копеек были закупочной стоимостью, а остальные 2,15 рубля – госнаценкой, с которой шёл налог государству. Но это не всё: продав по этой фиксированной цене оговоренное количество спиртного, на всё остальное откупщик имел право устанавливать собственную цену и оставлять всю прибыль себе. Разумеется, при этом откупщик был заинтересован в продаже как можно большего количества вина и в минимальном его качестве, что снижало закупочную цену.
Кроме того, он производил собственные хмельные напитки – пиво и медовуху, а также торговал простым полугарным вином, сдобренным различными травами – т. н. "ароматной водкой", цена на которую за ведро была уже 6 рублей. Откупщики делали себе огромные состояния, причём этим бизнесом занимались не только купцы, но и отдельные столбовые дворяне. В XIX веке богатейшими откупщиками были Бенардаки, Кокорев, Каншин, Гинзбург и Воронин (последний, кстати сказать, первоначально был кучером).
Если при Петре доходы от виноторговли составляли 20% бюджета Империи, то к XIX веку эта цифра выросла до 46%! Права откупщиков охранялись: при императрице Елизавете Петровне для охраны откупа от "корчемства" (незаконного производства вина в обход казны) откупщику предоставлялось право содержать корчемную стражу, то есть специальные команды, отлавливавшие винный "контрафакт". А затем Екатерина Великая своим "Уставом о винокурении" от 9 августа 1765 года объявила, что
Вино курить дозволяется всем дворянам и их фамилиям, а прочим - никому.
Александр Севастьянов рассказывает:
Что интересно, и в этот период отнюдь не народ, а именно "высшие сословия" являли пример неумеренного пития. Более того, "лихость пития" почиталась за доблесть, и не только среди гусар. К примеру, великий Пушкин весьма гордился, что однажды сумел на спор "перепить" самого Алексея Бурцова – лихого гусара, считавшегося первым гулякой России. У военных практиковалось даже питьё "выморозков", когда бутылка с вином втыкалась в сугроб, винная фракция замерзала, а спиртовая оставалась жидкой, и её выпивали. Однако у простого народа в период крепостного права алкоголизм распространения не получил – ведь "куривший вино" помещик был заинтересован в трезвых работниках.
Зато после отмены крепостного права плотину народной трезвости словно прорвало… Такого массового пьянства среди простого народа Россия не знала никогда ранее. Впрочем, понравилось это далеко не всем.
Государство против "обществ трезвости"
Стоит напомнить о совершенно уникальном событии в нашей истории – антиалкогольных бунтах, прокатившихся именно по русской части Империи в 1858–1859 гг. и охвативших 12 губерний от западной Ковенской и до Саратовской в Поволжье, в т. ч. 2000 сёл и деревень. Ни одна страна "цивилизованной" Европы не ведала подобного массового сопротивления народа собственному спаиванию. Безо всякой "антиалкогольной" пропаганды в духе Горбачёва крестьяне отказывались покупать вино и водку, всем селом (!) давали зарок не пить вообще.
Так, в Балашовском уезде Саратовской губернии к концу 1858 года полностью перестали пить 4752 человека, а возле каждого кабака дежурили "народные дружинники" и следили, чтобы водку не покупал никто. Нарушителей подвергали наказаниям и штрафам. Нередко отказывались от алкоголя и горожане – рабочие, чиновники и даже дворяне. Да и духовенство выражало свое недовольство спаиванием страны.
И дело тут было не в здоровом образе жизни. Просто люди видели, как на спаивании населения наживались откупщики – рыночные деляги, выкупившие "патент" на виноторговлю, содержавшие кабаки и трактиры. Согласно существующим в то время правилам ради пополнения бюджета каждый мужчина приписывался к определённому кабаку, где обязан был периодически "употреблять". А если он не выпивал до установленной нормы, то недобранные деньги кабатчики взимали со дворов приписанной к кабаку местности. Отказывавшихся платить секли кнутом в назидание остальным. Понятно, что, раскопав такую "золотую жилу", предприниматели взвинтили цены: к 1858 году ведро откровенной сивухи стало стоить до десяти рублей!
Недовольство вылилось сначала в бойкот, а потом и в открытый бунт против откупщиков. Уничтожались питейные заведения, пивоваренные и винные заводы и фабрики, причём люди отказывались даже от дармовой водки! Всё это дополнялось требованиями населения к власти – люди требовали
закрыть кабаки и не соблазнять их.
Разумеется, поскольку доходы от виноторговли составляли приличную часть бюджета страны, власть восприняла эти события весьма негативно. Против "обществ трезвости" бросили войска, которые стреляли в народ, в т. ч. с применением пушек. По некоторым источникам, в тюрьмы по "питейным делам" попало 111 тысяч (!) крестьян, причём около 800 "зачинщиков" были биты шпицрутенами и сосланы в Сибирь. Вот так оно было – со "спивающейся" Россией.
Увы, внедряемое "в экономических интересах" пьянство нанесло серьёзную травму национальной ментальности и православной духовности народа. Поэтому, когда император Николай Второй на время войны ввёл сухой закон, массовое распространение получило самогоноварение. А пришедшие к власти большевики, ко всеобщему ликованию, снова сделали виноторговлю одной из главных доходных статей бюджета (порядка 30%). Хотя остатки былой народной нравственности сохранялись на местах ещё долго: например, в большинстве русских деревень женщины до Великой Отечественной практически не пили вообще.
Что с того?
Означает ли наше позитивное отношение к Дню трезвости призыв к совершенному отказу от винопития? Разумеется, нет. Даже Господь наш Иисус Христос употреблял вино, как и его апостолы, а первым явленным Им чудом было превращение воды в вино в Кане Галилейской. Однако при этом неумеренного пьянства Спаситель отнюдь не поощрял, и, более того, учил, что "пьяницы Царства Божия не наследуют".
Тут ведь, как и со всем прочим: норму знать надо. Древние говорили:
После первой чаши вина становишься сильным, как вол. После второй – храбрым, как лев. После третьей – делаешься глумливой обезьяной. А после четвёртой – свиньёй.
Мудрые слова! Так что, если не можешь остановиться после первой выпитой чаши – лучше не пей вообще. Если, конечно, силу воли и ясный ум имеешь.
Один безусловно православный человек рассказывал, почему именно он бросил пить. Однажды, во время очередного застолья, пришла к нему мысль:
А вдруг я прямо сейчас умру? И попаду прямо на суд к Господу. Так вот, смотрит он на меня, а я – пьяный… Стыд-то какой!
От подобной мысли человеку стало так не по себе, что пить он бросил совершенно. Весьма сильный аргумент, согласитесь.