"1917" – фильм, которому дадут "Оскар" назло Тарантино

В российский прокат выходит фильм Сэма Мендеса "1917". Не про революцию в России, но близко – про Первую мировую войну.

Для западного фронта этой войны дата 1917 навсегда связана с так называемым "Наступлением Нивеля", начавшимся 16 апреля, – непродуманной, плохо спланированной попыткой союзников за счёт почти двукратного численного превосходства продавить немецкий фронт во Франции. Месяц немцы наблюдали за тем, как союзники готовятся к наступлению, в частности проделывают дыры в проволочных заграждениях, но генерал Нивель почему-то считал, что удар будет для противника неожиданным. Накануне начала операции в германский плен попал ещё и французский офицер с приказом, из которого был понятен план данной кампании.

В итоге 160 тысяч британцев и 180 тысяч французов погибли зазря, прихватив с собой и 5 тысяч солдат из Русского экспедиционного корпуса, десятую часть его состава. После бессмысленной мясорубки в армиях Антанты резко упало доверие к командованию, начались мятежи и дезертирства. Именно в контексте этих мрачных событий и развивается сюжет фильма, рассказывающего историю двух британских солдат, отправленных на опасное задание.

Для западного фронта Первой мировой войны дата 1917 навсегда связана с так называемым "Наступлением Нивеля". Фото: Scherl / Globallookpress     

Сюжет предельно прост и, как утверждает режиссёр, рассказан был ему прадедом – британским солдатом, участником той войны. Младший капрал Блейк (Дин Чарльз Чепмен, известный ролью короля Томена в "Игре престолов") и младший капрал Скофилд (Джордж Маккей) отправлены генералом Эринмором (Колин Ферт) к полковнику Маккензи (Бенедикт Камбербэтч) с важным предупреждением, от которого зависит жизнь полутора тысяч человек. Немцы отступили со старых позиций, и Маккензи последовал со своим батальоном за ними, рассчитывая атаковать, однако штаб выяснил, что всё это ловушка, немцы готовят отпор наступлению британцев. Связь с батальоном перерезана, и единственное, что можно сделать, – это отправить посыльных через полную опасностей "нейтралку". Блейк и Скофилд начинают гонку со временем, тем более что у первого в том батальоне ещё и служит брат, – миссия, таким образом, превращается для младшего капрала в личное дело.

Если честно, с повествовательной и топографической точки зрения фильм Мендеса просто ужасен. Ну, допустим, следуя за отступающими немцами, батальон Маккензи вырвался далеко за линию британского фронта… Но каким образом в тылу у него, но перед линией британского фронта оказываются, с одной стороны, дорога, по которой едут канадцы на грузовиках, а с другой, в том же тылу, – горящий город, который до сих пор занят немцами? Такое перепутанное пространство случается иногда на полупартизанских войнах или в период наступлений-прорывов, но в условиях позиционной войны во Франции такое вряд ли было возможно.

Те или иные объекты возникают буквально ниоткуда. Вырубленный немцами сравнительно недавно вишнёвый сад, рядом разорённый, довольно давно пустой дом, но при этом неубитая корова (вокруг всех коров поубивали), а рядом ведро парного молока (кем надоенного?). Происходит драматическая сцена с падением немецкого самолёта, лётчик которого бросается на британских спасителей… и тут же ниоткуда, без всякого лишнего звука, появляются десятки канадцев на машинах. Наверняка всё это имеет смысл в качестве стилизованной под Тарковского – местами совершенно нескрываемо – философской притчи. Но это, конечно, не фильм о Первой мировой войне.

Сэм Мендес – режиссёр фильм "1917". Фото: DyD Fotografos via www.imago-ima / Globallookpress  

Идеологии у "1917", собственно говоря, нет. Фильм не выпадает за официальную современную западную трактовку той войны: "безумие", "бессмыслица" и "никогда больше". Перед нами классическая для такого рода умеренно гуманистического кинематографа история о спасении ("Спасти рядового Райана"), где смысл не в том, чтобы победить или выстоять, а в том, чтобы спасти индивидуальную человеческую жизнь. От некоторых сцен, например случайная встречи в подвале с женщиной, которая в одиночестве (!!!) нянчит чужую малышку, веет какой-то совсем уж приторной притчевостью. Сцена, которая как бы задаёт философскую матрицу фильма, – британские солдаты по свистку бегут в атаку, а капрал Скофилд, рискуя жизнью, бежит не рядом с ними, а наперерез, чтобы успеть эту атаку остановить.

Эта матрица восприятия Первой мировой глазами "потерянного поколения", созданная Ричардом Олдингтоном, Анри Барбюсом, Эрихом Марией Ремарком и Эрнестом Хемингуэем (назовем эту матрицу для краткости синдромом Олдингтона – Ремарка), не нарушается Мендесом ни в чём. Некоторое преимущество своих британский режиссёр обозначает лишь через то, что британцы упорно пытаются… спасти немцев. Помогают немецкому лётчику, пытаются заткнуть рот немецкому солдату, чтобы не звал на помощь и дал тихо пройти. Сознательно и целенаправленно убивают только снайпера, первым открывшего огонь. Если все последние годы в Британии создавались фильмы в идейной парадигме "Брекзита", подчеркивавшие британское величие, то Мендес в эту парадигму не встроился, напротив, англичане нахваливают немецкие окопы и блиндажи, в которых больше всё, даже крысы (правда, их ждёт коварный сюрприз).

Английская традиция выражается в "1917" по-другому. Перед нами фактический оммаж Дж. Р. Р. Толкину и его походу хоббитов с кольцом. Рифмовка усиливается недавним фильмом "Толкин" о молодости писателя, где также была предпринята попытка увязать фронтовые впечатления писателя с "Властелином колец". Эксперимент Мендеса оказался ещё более масштабным.

Дин Чарльз Чепмен – исполнитель роли младшего капрала Томи Блейка. Он подчёркнуто похож на Фродо в исполнении Элайджи Вуда. Фото: Mandy Moore / Globallookpress

Младший капрал Томи Блейк в исполнении Дина Чарльза Чепмена подчёркнуто похож на Фродо в исполнении Элайджи Вуда, его грим так отчётливо рифмуется с бледностью Фродо после укуса Шелоб, что заслуживает "Оскара" за грим даже больше, чем боевая раскраска Джокера. В младшем капрале Скофилде есть, несомненно, что-то от простодушного и верного Сэма. Апокалиптическая нейтральная зона рифмуется с пустошами, немецкие окопы-подземелья – с Морией; срубленный вишнёвый сад, в который попадают герои после Мории, – с Лориэном; горящий город – с Осгилиатом, разрушенным боями между орками и людьми.

Причём понимаешь, что фантастические видения Толкина и в самом деле без всякой натяжки увязываются с окопным опытом Первой мировой. А связь фильма Мендеса с "Властелином колец" Питера Джексона видна невооружённым глазом. Джексон, кстати, снял великолепный документальный фильм "Они никогда не постареют", поставив себе амбициозную цель – вернуть цвет и звук в память о войне, которая на киноплёнке была немой и чёрно-белой, и, в общем, преуспел. Мендес во многом идёт по стопам Джексона и здесь – превращает раскрашенную хронику обратно в игровое кино.

Однако всего перечисленного мало для того, чтобы понять, почему фильм Мендеса является одним из фаворитов "Оскара" этого года. Он силён не своим дырявым сюжетом и не тарковски-толкиновскими аллюзиями и притязаниями на то, чтобы быть философской притчей, а мастерским технологическим воплощением.

Прежде всего, лента снята практически без видимых монтажных склеек, хотя на самом деле они есть, и в среднем один дубль длится 8 минут, но концы замаскированы очень искусно. Весь первый час фильма камера следует за героями, приближаясь, отдаляясь, поворачиваясь, но сохраняя эффект постоянного присутствия. Мендесу понадобились месяцы тренировок и режиссёрской подготовки, чтобы таким одним планом снять проход героев через живущие своей жизнью британские окопы, сперва в одном, потом в другом направлении, показать мелкие детали, повседневную деятельность людей, разговоры и стычки по пути.

3 февраля 2020 года, Лондон. Сэм Мендес, получивший приз за лучшую режиссуру и лучший фильм за свою работу "1917", с некоторыми актёрами на кинопремии Британской академии в Лондоне. Фото: Stephen Lock / Globallookpress    

Впрочем, Мендес не поставил формального рекорда (он принадлежит Александру Сокурову с "Русским ковчегом". Это и не самая сложная сцена одним планом, таковой, несомненно, является пятиминутный хаос в Дюнкерке из "Искупления" Джо Райта, где заняты 1300 человек, движется техника, гремят взрывы, крутятся карусели. Мало того, если быть совсем строгими к режиссёру, он лишь повторил в усложнённом виде долгий проход генерала по таким же точно окопам Первой мировой из "Путей славы" Стэнли Кубрика. Но, согласимся, в "1917" нас захватывает ощущение настолько интенсивной и реалистичной окопной жизни, эффект присутствия настолько велик, что Мендес как режиссёр заслуживает похвалы, а оператор Роджер Дикинс, несомненно, является фаворитом "Оскара" в своей категории.

Ещё одними фаворитами кинонаграды являются художники Деннис Гасснер и Ли Сандалес. Гасснер уже оскароносный, заслуженный художник-постановщик, но тут он превзошёл сам себя. Полоса между британскими и покинутыми немецкими окопами превращена им в настоящий ад – колючая проволока, убитая лошадь, воронки, грязь, проступающие через эту грязь лица полуразложившихся трупов. "Апофеоз войны" как он есть. Что-то похожее я видел только один раз – клипы военкора Дмитрия Стешина "Мы идём в тишине" и "Когда у Бога нет на нас времени", но это документальное кино с Донбасса. Тут же удалось создать чудовищную художественную инсталляцию.

Гасснер уже оскароносный, заслуженный художник-постановщик, но тут он превзошёл сам себя. Фото: AdMedia / Globallookpress    

Наряду с проходом по окопам переход через эту адскую пустошь оказывается сильнейшим в художественном отношении моментом фильма. Вторую же часть ленты, будем честны, просто досматриваешь. Сцены в горящем городе сняты халтурно и абсурдно, эпизод, когда герой плывёт по реке, попадает в водопад (есть ли на севере Франции водопады?) и вдруг оказывается ровно там, где нужно, – натянута, финал хорош, но вполне банален.

В целом "1917" оставляет, как ни странно, светлое, грустное, тёплое, но довольно поверхностное впечатление. Это благонамеренный и нестрашный фильм об очень страшном, лишённый какой-либо великой идеи, кроме той, что война – это плохо, но и на ней надо оставаться человеком. И тут, конечно, есть внутреннее противоречие, поскольку военное кино – это всегда история подвига, самопреодоления, совершения того, что для человека обычно невозможно.

В нашей русской исторической памяти, откуда Первая мировая была надолго полностью вытеснена революцией и гражданской войной, "синдром Олдингтона – Ремарка", кстати, совершенно не прижился. В русской литературе Первая мировая заняла место настоящей небратоубийственной войны, где и в победах, и в трагедиях было место подвигу и отваге. Так она отразилась и в "Тихом Доне", и в "Хождении по мукам", и в "Августе четырнадцатого" и "Октябре шестнадцатого" Александра Солженицына. И когда память о Великой войне начала возвращаться к нам сегодня, то она вернулась как память не о кровавом ужасе (его, когда она закончилась, стало гораздо больше), а о времени чести и подвига за Веру, Царя и Отечество. Не случайно главным символом этой войны стала героическая оборона крепости Осовец и знаменитая "атака мертвецов" (безусловно заслуживающая достойной высококачественной экранизации, как и вообще нам нужно снимать больше хороших фильмов о Первой мировой).

В русской литературе Первая мировая заняла место настоящей небратоубийственной войны, где и в победах, и в трагедиях было место подвигу и отваге. Кадр из фильма "Тихий Дон". Фото: Russian Look / Globallookpress    

Подвиг, конечно, не обязательно должен состоять в том, чтобы убивать врагов. Прекрасный фильм Мэла Гибсона "По соображениям совести" показал, что подвиг может совершаться и без оружия и заключаться исключительно в спасении своих. Подвиги санитара Десмонда Досса, отказавшегося взять в руки оружие, но спасшего 75 раненых на "Ножевом хребте" на Окинаве, показаны великолепно. Во время Первой мировой больших и маленьких гуманных подвигов и добрых поступков было немало. Моего прадеда, попавшего в плен в Восточной Пруссии с тяжёлой пневмонией, выходили двое благородных французов, и он навсегда сохранил память об этих людях.

Однако, будь поступок военным или гуманистическим, в фильме должно присутствовать само внутреннее напряжение. И вот проблема "1917" в том, что формально нам показали историю подвига, у неё есть все его признаки, есть напряжение, "саспенс" гонки со временем, есть эпические толкиновские аллюзии. Подвиг этот, в силу его характера, никак не противоречит и гуманным антивоенным идеям фильма, поскольку состоит в спасении человеческих жизней, предотвращении бессмысленной бойни. Но того куража, который пробудит у зрителя желание повторить, если потребуется, тот путь, который прошёл младший капрал Скофилд,фильм, увы, не вызывает. В "атаку мертвецов", на "Ножевой хребет", спасти рядового Райана или брести с кольцом к Ордруину – хочется. А относить записку полковнику Маккензи – не очень. Внутренней энергии подвига, пусть самого немилитаристского и гуманистического, фильм Сэма Мендеса оказался лишён и именно поэтому, несмотря на красоту технических решений, получился несколько пустоватым.

Оскаровская шумиха же вокруг этой ленты объясняется довольно просто. "1917" – один из немногих фильмов, номинированных в этом году на кинопремию, в которых совершенно нет веяний новой консервативной волны. И, напротив, список номинированных фильмов этого года вообще свободен от обычного леволиберального шлака, в котором тонул главный киноконкурс в последнее десятилетие. По гамбургскому счёту золотая статуэтка за фильм года должна уйти "Однажды... в Голливуде" Квентина Тарантино, и ему же должен достаться "Оскар" за режиссуру.

Однако вручить награду за фильм, призывающий жечь левацких ведьм из огнемёта… Американской киноакадемии непросто будет на это решиться. Отсюда и проистекает чрезмерная шумиха вокруг фильма "1917" и преувеличение его художественных достоинств. Как мы видели, эти достоинства довольно вторичны. Мендес не придумал ничего нового – он зависим от Стэнли Кубрика, Питера Джексона, Джо Райта, Андрея Тарковского и многих других. Фильм, несомненно, заслуживает премии за операторскую работу, художественную постановку и грим. Но не за режиссуру, и уж тем более не тянет на фильм года.

Если статуэтку получит Мендес, это будет значить только то, что "Оскар" не готов признать плоды происходящей в Голливуде консервативной революции. Хотя именно эта революция изменила лицо американского кино – после многих лет позора на награду претендуют в этом году почти исключительно шедевры и качественно сделанные фильмы. Но "1917", как и вышедшие в наш прокат одновременно с ним "Маленькие женщины", всё-таки относится ко второй категории.