Крещение Руси: Загадки и мифы

Крещение Руси при святом равноапостольном князе Владимире, вхождение русских в круг православных христианских народов — один из поворотных пунктов не только нашей национальной, но и всемирной истории. Достаточно вспомнить тот факт, что в своей знаменитой книге «Столкновение цивилизаций» Сэмуэль Хантингтон насчитывает в мире всего девять основных цивилизаций, и одна из них — православная, со стержневым государством — Россией.

То есть прими русские, к примеру, западную версию Христианства, распространявшуюся в ту эпоху римскими папами, и вся конфигурация дальнейшей человеческой истории была бы принципиально иной. Не было бы ни огромной России как геополитического субъекта — земли за Уралом, скорее всего, отошли бы к среднеазиатским ханствам и манчжурскому Китаю; ни основанной на оригинальных духовных принципах русской культуры. Само Православие имело бы совсем иную судьбу — после падения Константинополя в 1453 году некому было бы стать Третьим Римом, ни одно государство на земле не смогло бы хранить нашу веру своей державной мощью… Иными словами, вся ось мировой истории непоправимо сместилась бы, не прими князь Владимир своё судьбоносное решение.

Или же всё-таки нет, и кто бы ни правил Русью, он всё так же должен был принять веру от Византии, и Руси в любом случае суждено было стать православной страной, а миссия равноапостольного князя была в том, что он чутко распознал требования истории? К примеру, известный российский археолог Д. А. Мачинский полагал, что «мы приняли восточное, византийское христианство потому, что Днепр впадает в Чёрное море», Русь создалась на торговых и военных путях в Византию, а потому не могла не принять веру от греков.

Крещение Руси окружено множеством мифов, гипотез, домыслов, к старым заблуждениям прибавляются новые, например, ведущаяся активно в последнее время пропаганда неоязычников о великой языческой Руси, которую насилием уничтожил креститель. Попытаемся развеять завесу над хотя бы некоторыми из этих мифов и понять, как всё было на самом деле — насколько это возможно узнать из исторических источников.

Первое крещение Руси состоялось в 860 году

Мало какой из народов в истории вышел сразу же на историческую арену в таком шуме, грохоте и блеске оружия, как Русь. 18 июня 860 года корабли народа «рос» появились под стенами Константинополя, и безжалостные налётчики начали грабить окрестности самого богатого и культурного города мира. «Начала прозываться Русская Земля» — охарактеризовал это событие летописец. Русь сразу появилась в центре исторической сцены, и потому о её первом выступлении сообщают сразу 12 независимых исторических источников.

Причём среди этих источников — две проповеди и одно послание святого патриарха Фотия, бывшего в тот момент патриархом Константинопольским и сыгравшего огромную роль при защите города, крупнейшего богослова той эпохи. В момент нашествия Руси патриарх находился в городе и был «за старшего», так как василевс был в походе на сарацин. Он вместе с жителями города пережил ужас от жестокостей напавших варваров, возглавил моления и богослужения об избавлении и… стал свидетелем чуда. Как только город был обнесён с крестным ходом Ризою (мафорием) Пресвятой Богородицы, Русь внезапно сняла осаду.

«Как только облачение Девы обошло стены, варвары, отказавшись от осады, снялись с лагеря, и мы были искуплены от предстоящего плена и удостоились нежданного спасения… Неожиданным оказалось нашествие врагов, нечаянным явилось и отступление их», — говорит сам патриарх в своей проповеди.

Позднейшие византийские хронисты сочинили версию, которая попала позднее в русские летописи и кочует из проповеди в проповедь до сего дня — мол, после того как священный мафорий был опущен в воду, разразилась буря и разметала русские корабли. Однако главный и непосредственный свидетель, патриарх Фотий, не утверждает ничего подобного. Напротив, он подчёркивает, что росы отступили без всякой внешней причины. Уже и до того момента патриарх отмечал в росах странное человеколюбие, контрастировавшее с их же невероятной жестокостью — они, казалось, медлили с штурмом города. «Спасение города висело на кончиках пальцев врагов, и их благоволением измерялось его состояние», — говорил патриарх.

Русь отступила от Константинополя в 860 году не потому, что с русским флотом случилась какая-то природная катастрофа, а потому, что в самих сердцах нападавших произошла нравственная перемена. Возможно, русское войско удостоилось и знамения от Пресвятой Богородицы, о котором мы бы узнали, если бы в нём был хотя бы кто-то, умеющий писать. Ничем иным нельзя объяснить как внезапную перемену военных планов Руси, так и состоявшуюся вскоре попытку крещения всего народа.

В 866 году в своём окружном послании Патриарх Фотий сообщал:

«Даже сам ставший для многих предметом многократных толков и всех оставляющий позади в жестокости и кровожадности, тот самый так называемый народ Рос, те самые, кто, поработив живших окрест них и оттого чрезмерно возгордившись, подняли руки на саму Ромейскую державу! Но однако ныне и они переменили языческую и безбожную веру, в которой пребывали прежде, на чистую и неподдельную религию христиан, сами себя охотно поставив в ряд подданных и гостеприимцев вместо недавнего разбоя и великого дерзновения против нас… приняли они у себя епископа и пастыря и с великим усердием и старанием предаются христианским обрядам».

Мы очень мало знаем об этом первом, «фотиевом», крещении Руси. Большая часть его следов была, к сожалению, стёрта последующими политическими событиями, когда южный центр Руси, который, скорее всего, и принял это крещение, был завоёван варягами с севера во главе с волхвом Олегом. Однако факт остаётся фактом: при самом своём рождении Русь стала участницей божественного чуда, показала покорность воле Божией и приняла первое крещение, которое спустя столетие с небольшим станет постоянным фактом.

Рюрик был крещён

О том князе, который считается основателем рода Рюриковичей, мы знаем очень мало. Даже его принадлежность к русской истории стоит под большим вопросом — из «первичных» источников он лишь один раз упоминается на страницах «Повести временных лет» — в легенде о призвании варягов. Поэтому трудно судить, существовал ли Рюрик на самом деле и был ли он и впрямь отцом Игоря Старого, происхождение от которого русской династии несомненно.

Памятник князьям Рюрику и Олегу в Старой Ладоге. Фото: Kokoulina / Shutterstock.com

Но если варяг Рюрик и в самом деле имеет отношение к русской истории, то с большой вероятностью это беспокойный Рёрик Фрисландский, происходивший из рода датских конунгов — Скьёлдунгов. Рёрик был правителем знаменитого торгового порта-эмпория Дорестадта во Фрисландии. Дорестадт был главным пунктом распространения в Западной Европе арабских дирхемов, а это значит, что он напрямую был связан с Русью, через которую дирхемы и попадали на север. С другой стороны, вполне вероятно, что Рёрик был связан родственными связями со славянами-ободритами, жившими на территории современного Мекленбурга. Это объяснило бы его имя. «Ободриты, ныне зовущиеся ререгами», — писал немецкий хронист Адам Бременский.

Почти полвека Рёрик был вассалом франкских императоров, потомков Карла Великого — Лотаря I, Лотаря II, Людовика Немецкого. Его близкий родственник и наследник во Фрисландии Годфрид даже женился на Гизле, дочери короля Лотарингии Лотаря II, праправнучке Карла Великого. Возможно именно поэтому византийские хронисты, говоря о Руси, утверждали, что «происходят же они от рода франков».

Самый любопытный факт об этом князе — Рюрик был крещён. Об этом с несомненностью говорят два послания к нему архиепископа Реймса — Хинкмара. Во втором из этих посланий архиепископ грозит Рёрику епитимьей, если он не прекратит сотрудничать с варварами, то есть с викингами, грабившими города Империи. По всей видимости, Рюрик принял крещение, становясь вассалом императора Лотаря.

Вряд ли Рёрик был слишком уж хорошим христианином. Ксантенские анналы в записи за 873 год называют его «jel Christianitatis» — «желчью Христианского мира» и «тираном». Но с такой же злобой эти анналы отзываются и о «его племяннике Рудольфе», который по их сообщению «был крещён». Так что факт принадлежности Рёрика Фрисландского к христианскому миру несомненен (напомним, дело происходило задолго до великого раскола римо-католицизма и православия).

Были ли Рёрик Фрисландский тем самым летописным Рюриком? Вполне вероятно, с учётом теснейших торговых связей Фризии и Руси. Был ли он действительным основателем русской династии или был приписан к ней задним числом? Историкам ещё придется потрудиться, разбирая этот вопрос. Был ли он по внутреннему самоощущению христианином или язычником? Мы не ведаем. Но тот факт, что над ним было совершено крещение «Во имя Отца и Сына и Святого Духа», несомненен.

В эпоху князя Игоря на Руси уже было немало христиан

Раннее присутствие христиан на Руси прослеживается археологически. По всей территории русской равнины в археологических слоях, относящихся к IX веку, находятся нательные кресты-энколпионы «моравского» типа. Это говорит о том, что они принадлежали славянам, жившим по Дунаю на территории Аварского каганата, а после разгрома этого гибридного славяно-кочевнического образования франками — переселившимся на Восточно-Европейскую равнину. Несомненно, среди этих дунайских славян было уже немало христиан, и они принесли свою веру в леса и на реки Руси.

Походы и торговля с Византией так же должны были увеличивать численность христиан среди Руси, особенно среди княжеских дружинников, соприкасавшихся с верой греков регулярно. Поэтому при первых русских князьях на Руси уже установился своего рода язычески-христианский дуализм.

Войны русских с греками при князе Игоре приоткрывают перед нами завесу этого дуализма. На протяжении всего текста заключённого Русью с греками мирного договора для полноты охвата Руси обязательствами требуются одновременно и христианская, и языческая санкции:

«Иже помыслить от страны Рускыя раздрушити таковую любовь, и елико ихъ крещенье прияли суть, да приимуть мѣсть от Бога вседѣржителя, осужение и на погибель и в сий вѣкъ и в будущий, а елико ихъ не кресщено есть, да не имуть помощи от Бога, ни от Перуна, да не ущитятся щиты своими, и да посѣчени будуть мечи своими, и от стрѣлъ и от иного оружья своего, и да будуть раби и в сий вѣкъ и будущий».

Христиане-нарушители предаются вечному осуждению, язычники — ритуальному проклятию. Тот же агиополитический параллелизм мы наблюдаем и в ходе принесения Русью клятв.

«Наутрѣя призва Игорь сли, и приде на холъмы, кде стояше Перунъ, и покладоша оружья своя, и щиты и золото, и ходи Игорь ротѣ и мужи его, и елико поганыя руси, а хрестьяную русь водиша въ церковь святаго Ильи, яже есть надъ Ручьемъ, конѣць Пасыньцѣ бесѣды, и козарѣ: се бо бѣ сборная церкви, мнози бо бѣша варязи хрестьяни».

Попытки археологов выявить следы ранней Ильинской церкви на киевском Подоле успехом не увенчались, что привело некоторых исследователей к поспешному выводу, что русы-христиане приводились к клятве в Ильинской церкви императорского дворца Константинополя, которую летописец отождествил с позднее существовавшей церковью в Киеве. Это, конечно, совершенно невероятно по логике летописного повествования, где очевидна одновременность и совмещённость в одной географической локации присяги языческой Руси на Перуновом холме (который, конечно, расположен был в Киеве, а не в Константинополе) и христианской Руси в церкви св. Ильи.

О том, что, несмотря на войны с греками, Русь была ближе именно к христианской Византии, чем к своим мусульманским или иудейским соседям, говорит и так называемый «Кембриджский документ», восходящий к хазарским историческим преданиям. Согласно его рассказу, византийский василевс Роман Лакапин начал в империи гонения на иудеев, это привело ромеев к войне с иудейской Хазарией, каган которой «ниспроверг множество необрезанных». В войну вмешалась Русь на стороне Византии и захватила у хазар «Смкрц», то есть Керчь. Затем хазарский документ приписывает полководцу Песаху победы над Русью, в результате чего побеждённая Русь вынуждена была совершить поход на Константинополь. Достоверны эти утверждения или нет, важно то, что изначально в геополитическом противостоянии вокруг Чёрного моря Русь была на христиански-византийской стороне, очевидно, влияние тех сил в Киеве, которые ориентировались на Византию, было уже очень значительным, если даже и княжеская дружина Игоря почти наполовину состояла из христиан.

Как язычество уберегло Русь от превращения в Запад

Ещё более упрочилось положение христиан при вдове Игоря, святой равноапостольной Ольге, которая не только покровительствовала вере Христовой, но и сама публично и торжественно приняла её во время своей поездки в Константинополь, состоявшейся, по всей видимости, в 957 году. Это крещение великой княгини, возможно, могло бы стать и днём Крещения Руси, однако личный выбор матери Святослава и бабки святого Владимира не стал ещё выбором всей земли.

Тому, что крещение Руси затянулось, способствовала и произошедшая по политическим причинам скорая ссора Ольги с византийским василевсом, очевидно не оправдавшим ожидания «архонтиссы Росов» на заключение более прочного и равноправного союза. В 959 году Ольга отправляет послов к западному императору Оттону I с просьбой прислать для Руси епископа-миссионера, каковым назначается Адальберт, отправившийся на Русь в 961-м, но уже в 962-м вынужденный вернуться обратно.

Памятник княгине Ольге и князю Владимиру в Пскове. Фото: elesi / Shutterstock.com

Западная и Восточная Церкви в этот момент ещё не разорвали своих отношений и были одинаково благодатны. Выбор между ними ещё не был выбором между православием и инославием, однако Рим уже двигался к своему отпадению, а цивилизация, формировавшаяся вокруг него, уже очень сильно отличалась от православной византийской. Если бы миссия Адальберта удалась, Руси в духовном отношении предстояло бы стать периферией Германской Империи Оттона.

Неудачу миссии Адальберта современные исследователи, как правило, связывают с «языческой реакцией», наступившей при Святославе. Некоторые даже предполагают, что появление латинских миссионеров спровоцировало отстранение Ольги от власти. Если это действительно было так, то языческая реакция оказалась своего рода предохранительным средством перед духовной вестернизацией.

Сам Святослав не был христианином, однако его враждебность к Христианству современные язычники сильно преувеличивают. Он не пытался преследовать христиан в своем окружении, не запрещал креститься, но лишь подшучивал над такими. На эту тему составитель «Повести временных лет» замечает, что для неверующих «вѣра крестьяньская уродьство есть», то есть безумие — это цитата из Первого Послания св. апостола Павла Коринфянам. Когда в современной неоязыческой литературе встречаешь утверждения, что «князь Святослав называл христианство уродством», это выдаёт полную безграмотность таких сочинений.

Вновь язычество оказалось предохранительным барьером на пути влияния западного христианства при св. Владимире. Старший брат крестителя Руси, Ярополк, сам мог стать крестителем, но только в западной традиции. Ярополк принял латинское крещение в Киеве в 978 году от немецкой миссии, которая должна была заключить его брак с внучкой императора Оттона Великого, дочерью графа Куно-Конрада. Этот брак должен был сопровождаться союзом Руси с Германией против Польши и Чехии, на стороне которых выступал и княживший в Новгороде брат Ярополка Владимир.

Владимир начал войну с Ярополком с того, что занял Полоцк. Там жила ещё одна невеста, ждавшая брака с киевским князем, — Рогнеда (Ярополк играл сразу на нескольких шахматных досках). Женившись на Рогнеде без всякого мифического изнасилования, придуманного позднейшим полоцким летописцем, Владимир повёл наступление на брата и вскоре отобрал у него Киев, а затем и жизнь. Свержение Ярополка и его убийство прервали ещё одну возможность принятия Русью крещения «от Немец». «Языческая реакция» Владимира, как и его отца Святослава, оказалась, таким образом, промыслительной преградой на пути латинизации Руси, проложила дорогу к принятию самим Владимиром византийского православия.

Где крестилась Русь: Киев или Херсонес?

В современном массовом сознании Крещение Руси традиционно связывается с Крымом и Херсонесом. Князь Владимир совершил поход на древний греческий и византийский город, взял его, крестился там и женился на византийской принцессе, сестре императора.

Сам факт этого похода не вызывает ни малейших сомнений. О нём подробно рассказывает первая русская летопись, упоминает и другой древний документ — «Память и похвала» Иакова Мниха. О том же вполне определённо говорит византийская история Льва Диакона, упоминающая «взятие тавроскифами Херсона».

Столь же несомненен факт заключения союза Василия II и Владимира, скреплённого браком русского князя с порфирородной принцессой Анной. В византийских и восточных хрониках постоянно встречаются формулы, говорящие о том, что военная мощь Василия основывалась на русской помощи. «Император неожиданно напал на него с народом русским, так как вступил в родство с князем русским Владимиром, выдав за него сестру свою Анну», — говорит Зонара. Наконец, никакого сомнения не вызывает факт крещения князя Владимира и приноса им из Корсуня многочисленных святынь.

Но вот в каком соотношении находятся между собой эти три несомненных факта? До начала ХХ века большинство авторов излагало этот сюжет строго по летописи: Владимир берёт Корсунь, сватается к сестре императора и принимает крещение как условие брака. Однако знаменитый реформатор истории русского летописания А. А. Шахматов поставил под сомнение то, что он назвал «Корсунской легендой» — он предпочёл сообщение Иакова Мниха, что Владимир крестился в Киеве и лишь на третий год после этого взял Корсунь. Предание же о крещении в Крыму он счёл поздней литературной повестью, надстраивающей рассказ о корсунском походе. Все гипотезы о более раннем крещении князя в Киеве выглядят довольно спекулятивно — ни один наш источник не даёт никаких подробностей этого мнимого киевского крещения, о котором говорит только «Память и похвала» Иакова Мниха. Некоторые авторы предполагают и вовсе, что Владимир крестился два раза, второй раз напоказ. Всё это домыслы, не имеющие оснований в источниках. Сам перенос акцента на Киев в русской историографии в начале ХХ века связан, кажется, со своеобразно понятым патриотизмом — князь должен креститься в своей земле — что ж, в начале XXI века сравнительная «патриотичность» разных версий выглядит несколько иначе, сегодня «киевское крещение» — это орудие прежде всего украинской автокефалистской пропаганды.

Уже первый русский летописец (напомним, что «Корсунская легенда» слово в слово считается в Новгородской первой летописи, по всей видимости, отражающей самую первоначальную русскую летописную традицию) прямо отверг эти домыслы: «Не знающие же истины говорят, что крестился Владимир в Киеве, иные же говорят — в Васильеве, а другие и по-иному скажут».

Разумеется, в преданиях Русской Церкви должно было сохраниться достаточно ясное представление о времени и обстоятельствах крещения. Да и общий исторический контекст летописного рассказа свидетельствует: Владимир приходит к Корсуни и нападает на город как язычник, выходит же и возвращается в Киев в качестве христианина. Принесённая им на Русь вера интерпретируется в летописи как своего рода военный трофей. Этим корсунское сказание отличается от многих других рассказов о крещении европейских народов. Мы видим в принятии новой веры не столько смирение перед могуществом и мудростью греков, сколько гордость завоевателей, получивших свою часть в великом наследстве.

Собор Святого Равноапостольного князя Владимира в Херсонесе Таврическом. Фото: Egoreichenkov Evgenii / Shutterstock.com

Как князь Владимир оказался под Корсунем? Русский князь заключил договор с византийским императором Василием II, позднее известным как «Болгаробойца». Сильный корпус русских воинов предоставлялся в полное распоряжение императора, который оказался в труднейшей ситуации, против него взбунтовались могущественные военачальники Варда Склир и Варда Фока. В обмен на помощь василевс выдавал за Владимира свою сестру Анну, что, конечно, должно было сопровождаться крещением русского князя.

Зачем Владимиру потребовалось брать Корсунь у своего же будущего союзника? В залог за выполнение обязательств. С одной стороны, Владимир был заинтересован, чтобы его шурин оставался василевсом, а потому поддерживал его войсками, а с другой — русскому князю была нужна достаточно убедительная для Василия мотивация, чтобы он не вздумал обмануть при исполнении соглашения.

Василий исполнил свою часть договора: Владимир, наречённый в крещении также Василием, стал мужем византийской принцессы и родственником василевса. Корсунь был возвращён грекам, а Василий получил в своё распоряжение русскую силу, столь мощную, что вошёл в историю как один из самых воинственных василевсов-ромеев. Русский корпус сражался за «Болгаробойцу» в Болгарии, Италии, на Востоке, ему, как правило, выделялась лучшая доля военной добычи, как на поле битвы при Пелагонии в 1016 году. Последнее значительное расширение Византийской империи держалось на русских щитах и мечах.

Для всей Руси крещение связано было именно со взятием Корсуня, великим деянием славного князя. Новая вера воспринималась народом как своего рода победоносный военный трофей, а потому воспринята была киевлянами с радостью. Сам Владимир сделал всё, чтобы превратить крещение в настоящее русское торжество, принеся из Корсуня многочисленные святыни.

«Владимир же взял царицу и Анастаса, и священников корсунских с мощами святого Климента, и Фива, ученика его, взял и сосуды церковные, и иконы на благословение себе. Поставил и церковь святого Иоанна Предтечи в Корсуни на горе, которую насыпали посреди города, когда крали землю из насыпи; стоит церковь та и доныне. Отправляясь, захватил он с собой и двух медных идолов и четырёх медных коней, что и сейчас стоят за церковью святой Богородицы, и про которых невежды думают, что они мраморные. Корсунь же отдал грекам как вено за царицу, а сам вернулся в Киев».

Если вспомнить особую мистическую связь Херсонеса с христианским Римом, именно здесь в ссылке принял мученичество Климент Римский, один из первых пап, здесь же скончался в VII веке и гонимый еретиками-монофизитами папа Мартина Исповедник, то можно сказать, что князь Владимир заложил основы превращения России в Третий Рим — державу истинной православной веры и великой имперской мощи.

Добрыня и Воробей против Угоняя и Соловья. Крещение было насильственным?

В сочинениях современных неоязычников постоянно встречается утверждение, что крещение Руси было насильственным, что оно сопровождалось едва ли не массовым геноцидом язычников, уничтожением «высочайшей языческой древнерусской культуры», которой якобы принадлежали собственная письменность, высокоразвитая литература и искусство. Чем дальше в лес, тем толще становятся языческие партизаны — Владимир уничтожил треть населения Руси, нет, половину, нет, большую его часть…

Есть одна проблема. Никаких аутентичных исторических источников, подтверждающих эту неоязыческую пропаганду, попросту не существует. Мифы об уничтоженной великой языческой культуре приходится черпать из несомненного фэнтези, сочиненного в ХХ веке, — «Велесовой книги».

Рассказ о насильственном крещении русских земель так же берётся из фэнтези, только более старого, так называемой «Иоакимовской летописи», опубликованной в составе своей «Истории» одним из первых русских историков В. Н. Татищевым. Именно в ней содержится душераздирающий рассказ о том, как первый новгородский епископ Иоаким в сопровождении дяди князя Владимира Добрыни и тысяцкого Путяты крестили новгородцев силой, да так жестоко, что спалили большую часть города. В результате якобы появилась пословица: «Путята крестил мечом, а Добрыня — огнём».

«Уникальные татищевские известия» сразу же после публикации составляли целую проблему для историков. Татищев регулярно сообщает в своей «Истории» те или иные сведения, которые приходится принимать на веру или отвергать. И фактически каждый историк должен был решать, верит он Татищеву или нет. Многие из исследователей соблазнялись, так как Татищев расширял хоть немного скудную фактуру, доставшуюся нам от древних летописцев. Причём расширял сочными деталями, которых у древних летописцев не найдёшь, — вроде описания той самой «войны за Новгород» между крестителями или язычниками. Другие исследователи — М. М. Щербатов, Н. М. Карамзин, Е. Е. Голубинский считали «Иоакимовскую летопись» либо подделкой самого Татищева, либо добросовестным его заблуждением — попавшимся ему «фэнтезийным» памятником XVII столетия. Ну нельзя же всерьёз относиться к истории, где действует посадник Воробей Стоянович, а противостоит ему волхв Богомил Соловей?

Тем не менее спрос на рассказ из «Иоакимовской летописи» был особенно велик в ХХ веке, когда советская историография нуждалась в фактах «классовой борьбы» населения Древней Руси, которое отчаянно сопротивлялось «навязываемой князьями и феодалами» новой религии. Даже серьёзные исследования не обходились без пересказов историй о битве Добрыни, Путяты и Воробья с Соловьем. Нашлось и археологическое подтверждение — знаменитый археолог В. Л. Янин нашёл следы пожарищ в Новгороде, относимых к 990 году, и предположил, что речь идёт о тех самых пожарищах, которые описываются в Иоакимовской летописи.

Однако вот незадача. Гипотеза Янина противоречит… судьбе текста самой летописи. По счастью, историкам известны как «выписки» из этого мифического документа, сделанные Татищевым, так и окончательный текст «Истории». И вот рассказ о сожжённом Новгороде появляется только в окончательном тексте, в «выписках» его не было. То есть археолог нашёл «подтверждение» факту, который, как очевидно, был полностью выдуман Татищевым. И таких выдумок Татищева в «окончательном тексте» великое множество, например, тот же волхв Богомил Соловей, заменивший первоначального вождя восстания тысяцкого с не менее колоритным именем «Угоняй».

Обширное исследование «татищевских известий», опубликованное в 2005 году А. П. Толочко, требует признать, что основной массив своих «уникальных известий» Татищев попросту выдумал, включая и «Иоакимовскую летопись». Иначе невозможно объяснить странные имена, появление и исчезновение в рукописях персонажей, ссылки на несуществующие места этой летописи, утверждение в ней фактов, которые были известны Татищеву, но не могли быть известны русскому летописцу. Перед нами историческая фэнтези. И зачистка язычников, о которой рассказывается в этой фэнтези, — плод воображения Татищева, в лучшем случае переработавшего чуть более ранние фэнтезийные легенды, в любом случае не относящиеся к X-XI векам.

Но даже Татищев и тот совсем не ставил своей задачей рассказать о «насильственном крещении Руси». Напротив, в своей легенде он противопоставил Новгород, оказавший сопротивление, всей остальной Руси, принявшей крещение с радостью и потому насмехавшейся над упорствующим городом: «Сего для людие поносят новгородцев: Путята крести мечом, а Добрыня огнём». То есть даже по смыслу татищевского вымысла новгородцы оказали сопротивление в противоположность всей Руси.

Аутентичная же «Новгородская первая летопись», видимо, древнейшая из дошедших до нас, описывает крещение Новгорода, не упоминая никакой гражданской войны: «Крестися Володимиръ и вся земля Руская; и поставиша в Киеве митрополита, а Новуграду архиепископа, а по иным градомъ епископы и попы и диаконы; и бысть радость всюду. И прииде къ Новуграду архиепископъ Аким Корсунянинъ, и требища разруши, и Перуна посече, и повеле влещи его в Волхово; и поверзъше уже, влечаху его по калу, биюще жезлеемъ; и заповеда никому же нигде же не прияти. И иде пидьблянин рано на реку, хотя горънци вести в город; сице Перунъ приплы къ берви, и отрину и шистомъ: "Ты, рече, Перунище, досыти пилъ и ялъ, а ныне поплови прочь"; и плы со света окошьное».

Никаких других свидетельств насильственного крещения Руси, кроме татищевской фэнтези, у нас нет. Напротив, рассказ о христианизации, наиболее упорно сопротивлявшейся крещению Ростовской земли (где тогда в основном жили не славяне, а косневшая в своих верованиях меря), говорит о том, что не языческая, а христианская, мученическая кровь лилась ради спасения душ людских. Два первых епископа из Ростова были изгнаны, третий — святитель Леонтий — без всякого огня и меча окрестил многих, однако язычники попытались его убить, он же чудом спасся и просветил покушавшихся на него.

Описание мифической «гражданской войны» на Руси после крещения и массового террора со стороны крестителей — в чистом виде выдумка, созданная в интересах сперва коммунистически-атеистической, а затем неоязыческой пропаганды. Никаких оснований в исторических источниках она не имеет и поддерживается фальсификациями и необоснованными гипотезами, являясь, по сути, частью общего антиправославного и русофобского мифа.

Православие на Руси — тормоз или драйвер?

Какое влияние оказало на будущую историю России и русского народа принятие именно православной византийской цивилизации и раннее отчуждение от католического Запада? Российские западники, начиная с П. Я. Чаадаева, любили повторять, что именно выбор князя Владимира — причина мифического «векового отставания России».

«В то время, когда среди борьбы между исполненным силы варварством народов Севера и возвышенной мыслью религии воздвигалось здание современной цивилизации, что делали мы? По воле роковой судьбы мы обратились за нравственным учением, которое должно было нас воспитать, к растленной Византии, к предмету глубокого презрения этих народов», — заявил в первом «Философическом письме» Чаадаев.

Классик современной глобальной политической русофобии Ричард Пайпс выразил ту же установку следующим образом: «Приняв восточный вариант христианства, Россия отгородилась от столбовой дороги христианской цивилизации, которая вела на Запад. После обращения Руси Византия пришла в упадок, а Рим пошёл в гору… Таким образом, принятие христианства, вместо того чтобы сблизить Россию с христианским миром, привело к изоляции её от соседей».

Упражнения в альтернативной истории на тему благодетельности для Руси принятия Христианства от Запада и отдалившего нас от Европы сближения с Византией стали обязательным инвентарём в багаже гуманитарной русофобии.

Действительно ли принятие византийского Православия «затормозило» развитие России, в то время как принятие римского католичества его бы ускорило? В конце Х века Византия не только не была отсталой цивилизацией — это была самая развитая, самая богатая, самая культурно-развитая мировая держава. Приобщиться непосредственно к её богатствам и знаниям хотели все христианские и языческие народы Европы — и северные, и южные. Однако прерывание арабскими пиратами прямых коммуникаций по Средиземному морю отдалило от Запада византийский источник света.

Нахождение на «пути из варяг в греки» было формообразующим историческим фактором для Руси. Без этого пути такая страна и такой народ, возможно, не возникли бы. При этом от культурного облучения Византии Русь находилась непосредственно на расстоянии вытянутой руки, в то время как контакты с франкской империей ей приходилось поддерживать долгим, кружным путём, зачастую через ту же Византию. Русь находилась на глубокой периферии франкского и тем более римского мира.

Цивилизационным центром Западной Европы были регионы с богатым римским историческим наследием. Ось новой западной цивилизации тянулась от Бельгии, через восточную Галлию и Западную Германию до Италии и Рима. Её города развивались на месте римских муниципиев, появившихся на месте галльских городских поселений. К моменту крещения Руси эти города насчитывали полтора тысячелетия истории. Далее к востоку находились новокрещёные Карлом Великим земли Саксонии, ещё дальше — Польша и Скандинавия, культурные ровесники Руси. Их христианизация шла весьма небыстро.

Принятие латинско-немецкой веры значило бы только одно: Русь оказалась бы периферией периферии Европы. Её цивилизационное развитие светилось бы дважды отражённым светом: германская периферия отражала бы культурный свет ядра, славяно-скандинавская периферия отражала бы культурный свет германской периферии.

Начав цивилизационное развитие практически с нуля, лишь с незначительного влияния на часть славян положения в качестве балканской периферии Византии, Русь получила в своё распоряжение самую сложную и развитую цивилизацию тогдашней ойкумены. В её городах строились роскошные крестово-купольные храмы, украшенные сияющие золотом мозаиками и иконами, в скрипториях архиерейских резиденций, дворцов и быстро размножившихся монастырей переписывались книги, расцветали ремёсла и торговля, мальчики в далёком северном Новгороде осваивали письмо на берестяных грамотах (скорее всего, то же самое происходило и в других регионах Руси, просто береста в большинстве случаев не сохранилась). Культурный уровень домонгольской Руси поражал западных современников.

Если нельзя однозначно сравнивать собор в Реймсе с Успенским и Дмитриевским соборами во Владимире, утверждая, что они показывают одинаковый уровень развития цивилизации, то, вспоминая полуторатысячелетний исторический путь Реймса и стремительный взлёт Владимира, мы можем только изумляться тому, какую скорость приобрели на Руси процессы культурогенеза. Страны, периферией которых должна была быть Русь в случае «европейского выбора», она с очевидностью долгое время обгоняла.

При этом необходимо осознавать, что период Высокого Средневековья был временем развития не абстрактно западной, а романо-германской цивилизации. Именно романо-германское рыцарство осуществляло экспансию и в Палестину, и в Пруссию, и в славянские земли Польши и Чехии, и в Ирландию. Романо-германцы рассматривали и славян, и кельтов как существ второго сорта, не могущих быть истинными христианами и подлежащих безусловной дискриминации или ассимиляции. Германская экспансия на славянские земли, не считавшаяся с границами королевств, зашла в тупик лишь в XIV веке, когда после Чёрной Смерти демографические возможности основных западных народов были подорваны. Начались славянские восстания и частичная «реконкиста», почти одновременно состоялась битва при Грюнвальде и начались Гуситские войны. Принявшая римский католицизм Русь стала бы законной добычей и для прибалтийских рыцарских орденов, и для экстерриториальных немецких поселенцев, ставивших бы под контроль русские города. Мы превратились бы в одну большую Ливонию (собственно, от попытки немцев двинуться по этому пути нас уберёг Александр Невский).

Мало того, русские княжества включены были бы в причудливую систему феодальных брачных связей и наследований, приводивших на славянские престолы далёких по крови и духу государей и постепенно вовсе растворивших большинство славянских владений в немецком море, как то произошло с ободритами Ольденбурга, Чехией, попавшей под власть Габсбургов или русской Галицией, где потомки Даниила Галицкого интегрировались в западную феодальную систему.

Единство западного Христианского мира также, как ни странно, сослужило бы нам плохую службу. После удара монголов, которые неизбежно появились бы на границах Леса и Степи, разгромленная Русь не получила бы никакой эффективной помощи (как не получили её от европейского рыцарства балканские страны, даже католическая Венгрия, против турок, хотя масштабные антитурецкие крестовые походы предпринимались неоднократно), зато именно в силу цивилизационной близости, «сущностного единства» с Западом она была бы полностью поглощена соседями, распределившись между Венгрией, Польшей, Литвой, Орденом и Швецией.

Принятие Христианства от Византии, вхождение в православный религиозный и византийский цивилизационный мир, с одной стороны, обеспечило Руси впечатляющий культурный скачок, а с другой — предопределило её своеобразное историческое лицо и идентичность, которые уже не могли быть растворены среди других народов и цивилизаций.